Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/12881411/zaporozhec_buduschego

Ведомости / Пятница 07 июня 2013

Владимир Юровский подготовил три программы. Концерты пройдут в Большом зале Консерватории 10, 11 и 12 июня. После одной из репетиций руководитель Госоркестра ответил на вопросы «Ведомостей».

— Почему вы не просто даете концерты, а стремитесь объяснять музыку?

— Я не хочу ничего объяснять. Я просто хочу играть музыку, которую либо плохо знают, либо редко играют, и часто выясняется, что эта музыка нуждается в определенной подготовке слушателя, чтобы ее полноценно воспринять. Мои преамбулы не самоцель. Я не чувствую себя лектором, и до уровня таких людей, как Геннадий Николаевич Рождественский или Леонард Бернстайн, мне, наверное, не допахать никогда, потому что там совершенно иной уровень общей культуры. Я музыкант, я интересуюсь общекультурными вопросами, но я не считаю себя в них специалистом. Поэтому я говорю о том, в чем разбираюсь и что мне самому интересно. Но я замечал, что, когда напрямую, без бумажки, обращаешься со сцены к публике, они по-другому потом слушают. Особенно когда исполняется музыка непростая, необходимо нейролингвистическое программирование. Мы же приходим на концерт после тяжелого рабочего дня, со всеми нашими невзгодами и проблемами, и первые 15-20 минут уходят на то, чтобы себя настроить. Тогда получается, что первое произведение коту под хвост. А если в отделении всего одно произведение? Особенно новая симфония? Десять лет назад я исполнял в Мюнхене Пятую симфонию Сильвестрова. У меня были сложные отношения с оркестром: оркестр не хотел ее играть, и мне нужно было застраховаться, чтобы публика была на моей стороне. Я сделал вступительное слово экспромтом, и это подействовало. На этом концерте была Марина Нестьева, она мне посоветовала то же самое сделать и в Москве. Я сказал: «Ну что вы, Марина Израилевна, со сцены Большого зала Консерватории открывать рот — это место святое!» Она сказала: «А у нас этого никто не делает, кроме Рождественского, а он здесь нечастый гость». Я с ней тогда не согласился, но в прошлом году так и сделал — когда мы с Лондонским филармоническим оркестром привезли «Египетские ночи» и «Ивана Грозного» Прокофьева, — меня об этом попросила Ольга Ростропович. То же самое — я не готовил слова, но получилось в итоге то, что нужно, чтобы публику настроить. Я немного стесняюсь этого названия: «Владимир Юровский играет и рассказывает», это предполагает дополнительную литературную нагрузку к программе. Это обычные концерты с минимальными комментариями, которые необходимы, чтобы помочь публике войти в мир тех произведений, которые мы ей представляем.

— Чем интересна музыка к «Сну в летнюю ночь» Мендельсона, чтобы играть ее полностью, а не только всем известные знаменитые номера?

— К этой музыке надо относиться как к единому целому. Мендельсон написал увертюру в 17 лет, это была свободная фантазия, не предназначенная для театра. А потом, гораздо позже, его попросили, опираясь на популярность этой увертюры, написать музыку к пьесе. И удивительно, что Мендельсон, очень тяжело переживший расставание с вундеркиндством — так и у Моцарта было, и у Пушкина, — здесь себя юного заново нашел, как и в Скрипичном концерте. Потом, мне хотелось показать эту музыку в связи с шекспировским словом, которое для Мендельсона было главным источником вдохновения. Он не иллюстрировал Шекспира, но опирался на него, как это делал и Генри Перселл, когда писал «Королеву фей» на тот же сюжет. Мне интересно сопоставить этих двух непохожих авторов — англичанина конца XVII века и немца середины XIX — что они извлекли из одного и того же текста. Хотя кое в чем — например, в описании эльфов — они пользуются схожими ритмическими формулами. А ведь Мендельсон не знал Перселла: партитура «Королевы фей» до начала ХХ века считалась утерянной. А потом не забывайте, что есть еще и интерес по отношению к оркестру — я ведь двигаю оркестр в своем творческом направлении, и одним из азов взаимоотношения оркестра с основами стиля является классический стиль — Мендельсон к нему тоже относится. А играть современным оркестром барочную музыку — в России единственный, кто этим пробовал заниматься, — это Теодор Курентзис. Но в Госоркестре этого не делал еще никто. Я вижу по их сияющим глазам после репетиции, как им это интересно. Так что интерес двойной — и публике показать то, что она не каждый день слышит, и музыкантам дать иное, нежели их повседневная пища.

— Название «Борис Годунов» ассоциируется не в первую очередь с Прокофьевым. Почему вы его выбрали?

— Я хотел бы уточнить, что мы выбрали «Бориса Годунова» Прокофьева — Мейерхольда. Этот эскиз, музыка к никогда не поставленному спектаклю, хотя четкий замысел существовал и были проведены даже репетиции, включая оркестровую. Меня заинтересовало именно сотворчество этих двух великих людей — а в первом отделении мы представляем «Клопа» — сотворчество Мейерхольда и Шостаковича. Опять слово не как отдельное от музыки искусство, а как источник вдохновения — в одном случае слово Маяковского, в другом — Пушкина. Я думаю, что и Прокофьев, и Мейерхольд очень хорошо отдавали себе отчет, с кем они соревнуются. Но у них стояла другая задача — показать, что Пушкин написал великую пьесу. Вплоть до начала ХХ века бытовало мнение, что драмы Пушкина — а в Германии так же думали про Шиллера — это драмы для чтения. Про «Дон Карлоса» и «Бориса Годунова» говорили, что это гениальная поэзия, но не театр. А Мейерхольд был уверен, что Пушкин — это русский Шекспир. У него были на это основания: он изучал «Бориса Годунова» с младых ногтей и ставил его дважды — в 1926 г. в своей студии и в 1936-м готовил в своем театре, который должен был открыться там, где теперь Зал Чайковского. Мы совместными усилиями оркестра, актеров, певцов и прежде всего режиссера Михаила Захаровича Левитина, который много лет жизни посвятил изучению наследия Мейерхольда, пытаемся восстановить следы, раскопать… знаете, это как археологические раскопки… следы того, чего нет и, по сути, никогда не было. Но настолько интересен изначальный замысел! А потом Прокофьев, будучи Прокофьевым, не потерял ни одной ноты: все, что было запрещено или не допущено к исполнению в драматическом театре, он потом использовал в других произведениях — в кино в «Иване Грозном» и в балете «Золушка». Музыка, которую мы будем играть, частично известна слушателям, но в другом контексте.

— У вас заявлена и третья программа, где много всякой нечистой силы. «Баба-Яга» в четырех экземплярах, «Кикимора»… В том числе вы сыграете «Ночь на Лысой горе» Мусоргского в авторской редакции.

— Мы берем две редакции. В начале концерта мы сыграем оригинальную авторскую редакцию 1867 г. А в конце — хоровой вариант из «Сорочинской ярмарки» в оркестровке Шебалина. История этого сочинения необычна, она меня и привлекла. Мусоргский изначально написал ее как фантазию для оркестра. Балакирев разругал ее и отказался исполнять. Мусоргский был обижен, но, судя по всему, кое-что все-таки изменил. Спустя пять лет по приглашению императорских театров Мусоргский участвовал в написании оперы «Млада» вместе с Бородиным и Кюи. В итоге никто из них ничего не написал, а «Младу» написал Римский-Корсаков, заменив «Ночь на Лысой горе» Мусоргского своей собственной «Ночью на горе Триглав», которая по замыслу похожа на замысел Мусоргского. Еще спустя восемь лет Мусоргский пытался вставить ее как интермеццо в «Сорочинскую ярмарку», но остался только вариант для фортепиано в четыре руки, хора и солиста — Чернобога. Уже после смерти Мусоргского Римский-Корсаков закончил свою версию, опираясь на последний вариант Мусоргского. А в конце 1920-х Шебалин оркестровал, включив ее в свою оркестровку «Сорочинской ярмарки».

— Вы сказали оркестру, сравнивая оркестровки Горчакова и Равеля, что это как «Волга» и «Мерседес». Не та же ли самая история с Мусоргским и Римским-Корсаковым?

— Та. Я бы даже сказал — «Запорожец». Но он настолько нестандартен, настолько опережает свое время! Он вообще неизвестный науке и технике агрегат, который смотрит в будущее, когда стали по-другому относиться к полифонии оркестровых тембров. Когда я показал оригинальную «Ночь на Лысой горе» Геннадию Гладкову, он вскричал: «Да это же так современно! Почему нам все время говорили, что Мусоргский не умел оркестровать?» Да, он оркестровал коряво, но он и думал коряво. Его оркестровка полностью соответствует его общему мышлению. Если править его аккорды, приводя их в соответствие с классической гармонией, как это делали Римский-Корсаков и Кюи, то и оркестровку надо править. Но если брать его таким, каков он есть, то выясняется, что у него все удивительно когерентно. Это побудило меня составить программу вокруг этих вариантов Мусоргского. Будет экскурс по русской музыке — от Глинки до Гладкова, но не для детей, а для взрослых, кто интересуется культурой своей страны, основанной на мифах и легендах.

— В эти числа, в начале июня, в Москве обычно проходил Фестиваль оркестров мира, который приказал долго жить. Публика успела привыкнуть к некоему крупному оркестровому событию в июне. Не хотите ли вы сделать ваши концерты отправной точкой будущего июньского фестиваля Госоркестра — подобно тому как в сентябре проводит фестиваль Российский национальный оркестр?

— Я думаю, что руководство филармонии, когда предложило мне эту идею, изначально преследовало именно эту цель. Что из этого выйдет, я не знаю. Это пробный камень — пилот-проект. Пойдет хорошо — будем повторять. Время хорошее — июнь. Конечно, встает извечный вопрос моей занятости. С другой стороны, фестиваль не должен проводиться с одним только главным дирижером. В данном случае я поставил почти непосильную задачу: три программы за три дня. Но это мини-забег на мини-дистанцию. Фестиваль должен иметь тему, и должен быть не только коллектив-учредитель, но и коллективы-гости. К примеру, почти одновременно с нами ансамбль Alta capella (они предоставили нам кое-какие инструменты для Перселла), которым руководит Иван Великанов, проводит свой фестиваль, где играет музыку эпохи Шекспира с английским специалистом. Вот если бы знали заранее, можно было бы пригласить их, сделав частью нашего фестиваля. Мы бы сыграли свой вариант барочной музыки, не претендуя на аутентичность, — а они бы сыграли свой вариант. Для публики сложилась бы интересная вязь. Вот так я представляю себе фестиваль.

Современные русские композиторы: Геннадий Гладков, Валентин Сильвестров