КоммерсантЪ / Суббота 09 декабря 1995

Как обычно, устроенный Французским институтом вечер собрал множество слушателей -- в том числе и тех, кто свою любовь к Франции готов излить на ее музыку. Публика была расположена находить удовольствие и повод для смеха в том, что забавным назвать нельзя, -- рок преследовал гениального насмешника и возмутителя спокойствия первой четверти столетия и наградившего этого "разведчика нового" фантастической изобретательностью и плодовитостью на идеи, но обделившего способностью их воплощать.

За семь лет до Сарабанды Дебюсси Сати пишет три свои Сарабанды; григорианские и экзотические лады его "Гноссиен" предвосхищают модальные работы Дебюсси, ему же принадлежит мысль написать оперу по пьесе Метерлинка. Указав таким образом путь Дебюсси, на что оскорбленный несправедливостью судьбы Сати позднее намекал в своих выступлениях, он затем уходит как можно дальше от того, что с таким блеском осуществлено "Клодом Французским", и, став идеалом "Шестерки", принимается дразнить Дебюсси названиями своих фортепианных пьес. Потом, отвергнутый "Шестеркой", идет к более молодым, создавая Аркейскую школу.

Эксцентричность и противоречивость Сати вошла в поговорку. "Со своим пенсне, зонтиком и галошами он казался типичным школьным учителем, но точно так же он выглядел и без этого снаряжения", -- говорит о нем Стравинский в "Диалогах". В юности Сати занимается фортепиано и органом, без особого интереса посещает класс гармонии в Парижской консерватории, а в 40 лет внезапно бросается в изучение контрапункта и оркестровки, проявляя себя покорным и исполнительным учеником; в 1890-х присоединяется к движению "Роза и крест" и становится официальным композитором организации, а в 1920 году вступает в социалистическую партию, при ее размежевании -- в коммунистическую. Бедствуя (как считал Стравинский -- по убеждению), живя среди бедноты парижского рабочего пригорода, зарабатывая на жизнь таперством в кафешантанах и посылая отчаянные письма о помощи самым близким друзьям, он из гордости не допускает их в свое нищенское жилище.

С именем Сати обычно ассоциируются два произведения: "Парад", в команду создателей которого входили Кокто, Пикассо и Мясин, и "Три пьесы в форме груши" -- первая едкая насмешка над изысканностью названий и ремарок в импрессионистских пьесах. На концерте в капелле в широком ассортименте были представлены: "Дряблые прелюдии (для собаки)", "Засушенные эмбрионы", "Наброски и приставания деревянного толстячка", "Автоматические описания". Артист ТЮЗа Алексей Девотченко был назначен на роль чтеца, и для публики главным оказался Сати -- автор абсурдистских текстов ("Воспоминания потерявшего память" и другое), а не Сати-композитор. Но названия пьес Сати забавнее, чем программы -- либретто или скорее сценарии немых короткометражек, а последние обещают большее, чем в состоянии дать сами пьесы.

Прелюдии, вальсы, кадрили, марши с чудаковатыми названиями напоминают о "Параде", но без Кокто и Пикассо, без сирен и пишущей машинки, револьверов и динамомашин, а с не склонной скандалить публикой это уже нечто совсем иное. На первый план выходят приемы и штампы таперской работы: мелодии просты как гаммы, счет на "два" и "три" без претензий. В результате все вместе кажется соединением хармсовского абсурда с хрестоматией педагогического репертуара. "Кто может вынести это однообразие? -- восклицал Стравинский по поводу 'Сократа' Сати. -- Беда его в том, что он наскучивает своим метром".

Лишь "Гноссиены", открывшие программу, были в ней единственными "серьезными" пьесами, гостями из другого времени, способными напомнить о ноктюрнах или мазурках Шопена невозмутимой мерностью аккомпанемента и прихотливостью мелодии, прохладной и терпкой в своей модальности. Однако должное впечатление они бы произвели (впрочем, как и остальные пьесы), будь они сыграны внятно и просто: "Четко слышны основная линия и некоторая меланхолия", -- как сказал Кокто. Но Арманго, со своим превосходным звуком, играл ровно наоборот, будто еще раз насмехаясь над обидами Сати.

Жанр "фортепианный вечер" оказался Сати не впору. Кажется, рок преследует композитора и на петербургской сцене: его умение сеять смуту, служить катализатором идей, похоже, и здесь гораздо ярче проявилось не в монографическом концерте, а в чужой музыке: акциях, которые на рубеже 80-90-х устраивал верный продолжатель дела Сати, преданный его поклонник, композитор Юрий Ханин. В его изуверски хлестких и беспощадно талантливых насмешках типа "150 публичных песен на стихи Тютчева" или "Архаического сочинения #16-Ж для клавесина, балалайки и славного певца" слушателям была предоставлена реальная возможность убедиться в справедливости слов Жана Кокто: "Сати указывает чистую дорогу, на которой каждый свободно оставляет свои следы".

Современные русские композиторы: Юрий Ханин