Русский Телеграф / Среда 15 октября 1997

Юбилейный сюжет пока остается почти единственным поводом к актуализации случайно подзабытых, не статусных текстов и фигур. Последнее время Сильвестрову в столице со статусом не везло. Когда в изменившейся ситуации всех и вся припоминали, открывали, подпирали новым пьедесталом, он часто оказывался одним из первых кандидатов на "переизбрание" в актуальные символы. Но -- возможно, из-за сложности партитур и бескомпромиссной требовательности к исполнителям (хорошенькая ремарка в партитуре: "Играть, прикасаясь музыкой к памяти слушателя"!) -- так и не избирался.

Его 60-летие было отмечено по-домашнему интимно и торжественно, со вкусом и без речей -- двумя концертами в Рахманиновском зале; были исполнены авангардистский "Quartetto piccolo" (1961) и несколько сочинений послеавангардных 70-х. "Серенада" (1978) в исполнении оркестра Musica viva Александра Рудина не ошеломила качеством исполнения, но позволила ощутить вкус и странность (так странна напряженность без драматической коллизии столкновений) сильвестровской полистилистики. "Лесная музыка" (1977--78) на стихи Геннадия Айги для валторны, голоса и рояля (редко услышишь такую тихую и точную валторну, как у Виктора Бушуева, каких качеств хотелось бы пожелать голосу Марины Филипповой) завораживала дыханием прозрачной конструкции, сотканной из отзвуков, следов, акустических и смысловых шлейфов. Во Второй и Третьей фортепианных сонатах для фортепиано мастер тишайшего звука и тончайшего нюанса Юрий Полубелов услышал много от Скрябина и Дебюсси и, хотя был временами чуть более суров, чем хотелось бы, дал услышать огромный сильвестровский космос. Александр Мороговский, сыгравший безумной сложности "Медитацию" для кларнета, был корректен и старателен; впрочем, долгую мерцающую форму не охватил. Авангардистская "Мистерия" (1964) для флейты и ударных... не прозвучала, так что "дореволюционный" период творчества композитора оказался представлен кратко.

Валентин Сильвестров остался загадочен и неприкаян, хотя контуры его биографии иногда сходны с биографиями "статусных" авангардистов. Родился в 1937 году в Киеве. Как и Арво Пярт, так и не переселился в Москву. Избегнув центра, он оставил публике шанс воспринимать его музыку через призму "украинского песенного лиризма". Получил высшее немузыкальное образование -- если Денисов был изначально математик, у Сильвестрова в арсенале специальность инженера-строителя. Возможно, отсюда -- любовь к пространственным решениям, немыслимая точность в построении сложнейших акустических объемов. Он не уехал на Запад, его отнесло на льдине прочь от центров.

До 70-х он слыл одним из самых "левых". В начале 70-х очаровался полистилистикой (в гораздо более сложном, нежели у Шнитке, варианте). В середине 70-х при активном участии Сильвестрова в музыкальной стране приключилась антиавангардистская революция. "Тихие песни" (1974--77) и "Китч-музыка" (1976), по свидетельству очевидцев, были шоком. Очень тихая музыка вызвала очень громкий скандал. Соратники-авангардисты обвиняли украинского друга в предательстве. Если Владимир Мартынов, сочинивший в 1976 году поставангардистский "Листок из альбома", был моложе, а Пярт, тогда же создавший неотрадиционалистский стиль "тинтиннабули", -- вообще не от мира сего (соответственно -- что с них взять), то Сильвестров временно обзавелся статусом ренегата. "Тихие песни" манифестировали наступление нового времени. Если бы они вовремя попали на Запад, их создатель сделался бы знаменит. Но они не попали. К тому же новая эстетика быстро оформилась в новый канон. Рутина авангарда сжилась с рутиной поставангарда. Сильвестров обосновался на ничейной земле (со всеми ее достоинствами и недостатками -- неустроенностью, непредсказуемостью и простором). Обосновался там же, где примиряются в его поставангардной музыке "слабые стили" (не конкретные стилизации или цитаты, языки классики или резвого авангарда, но намеки на них, случайные оговорки), -- в пространстве метафоры. В наследство от модернизма ему достались прихотливость авторских амбиций ("музыка сочиняется мгновенно, потом долго записывается", "зачем вы спрашиваете, когда я написал эту музыку? Спросите лучше, когда я испортил эту музыку!") и крайний индивидуализм. Эпоха постмодерна ценит в его музыке многослойную ассоциативность, интеллектуальную тонкость обращения с культурой, построение изощренных структур, в которых ценны случайность, оговорка, след. Странная комбинация индивидуализма и увлеченности прошлым, приватности и космизма, теплой искренности и бескомпромиссного эстетства делает сильвестровский стиль уникальным.

Сильвестров -- что тот нехитрый приборчик из деревяшки, воды и дрожащего посередине пузырька воздуха. В данном случае "уровень" указывает не то чтобы на горизонталь (был авангард -- нет авангарда), но на картинку. Скользит между двумя эстетиками. И от фиксации ускользает. Его трудно "определить", уложить на полку иерархического стеллажа.

Как невозможно "ухватить", определить (и на том успокоиться) новое сочинение, сыгранное пропагандистом Сильвестрова на Западе Алексеем Любимовым. Миниатюрный "Вестник-1996" сперва кажется стилизацией в моцартовском духе. Но до предела странной. "Карманный" формат сочинения эту странность усиливает. Здесь нет приемов "разрушения прекрасного клише", но стереотип распадается. Столь стремительно, что вообще, кажется, и не появлялся. Здесь Моцарт -- метафора. Мираж домашнего очага среди ландшафтов другой планеты. Или наоборот, он кажется треухим -- с шариками и пружинками на голове -- инопланетянином среди родных берез. Очень трогательно и похоже на бред. Музыка XXI века.

Вторая премьера юбилейных концертов -- "Ступени". Датированный 1980--82 годами, этот 50-минутный вокальный цикл (сущая безделица по сравнению со 110-минутными "Тихими песнями"), уже не раз исполнявшийся (в том числе, как и на этот раз, Юрием Полубеловым и Светланой Савенко), обзавелся новым романсом. Компанию Мандельштаму, Сологубу, Пушкину, Китсу, Тютчеву и Баратынскому составил Блок. Страшный, оцепенелый романс "Была ты всех ярче" (написан 23 сентября 1997 года) превратил "Ступени" в аналог шубертовского "Зимнего пути". Тот тоже начинается с "последней" песни. И ошеломляющая, невозможная естественность сильвестровского вокально-фортепианного письма, "вспоминающего" архетипы романтизма, пронзительная горечь, тихая любовь, слышащиеся в каждой ноте, -- все оказывается post mortem. Теперь в цикле появляется привкус прощания с музыкально-эстетическими упованиями 70--80-х. Время утонченных игр о прошлом, кажется, тоже кончилось. Однако разговор искусства о жизни и смерти (в частности, собственной) остается по-прежнему актуален.

ПОДПИСЬ К ФОТО: Валентин Сильвестров и Светлана Савенко, чье "авторизованное" исполнение вокальной музыки юбиляра должны учитывать прочие исполнители, принимают поздравления

Современные русские композиторы: Валентин Сильвестров