Русский Телеграф / Четверг 12 марта 1998

Две Шестые симфонии напрягали память филармониста-завсегдатая, заставляя вспомнить все более-менее известные ему более-менее романтические Шестые: Шуберта, Брукнера, Малера. Возможно, Шостаковича. Сочинения Канчели заставляют думать, будто автор сперва написал много больше, а потом оставил в нотах минимум возможных событий, выпалывая их оттуда одно за другим, -- просто чтобы "хватило на симфонию". Ясно, что это не так. Ясно также, что автор прекрасный психолог. Пациенту предъявляются фигуры -- проще некуда. Они действуют безотказно. Конечно, при условии, что у пациента достанет терпения продираться сквозь глубокие паузы и удивляться поворотам сюжета и контрастам, не очень озадачиваясь, "из какого сора" выращено все это. Благородная прополка -- лишь метафора от скупца: приобретя билет, он ждет, чтобы за его деньги ему выдали событий не скупясь, как учил Теккерей. Иллюзион длиной в сорок минут требует не только благоговейного внимания зала, но и пиетета исполнителей. Здесь задача для дирижера из технической превращается в душевную. Прожить такое количество сценического времени молча... А время это безусловно сценическое, а не только чисто музыкальное, так как реакция зала прилагается к партитуре. Местами происходящее приближается к коллективной медитации, направляемой отдельными звуками из оркестра. Что же делать дирижеру -- уподобить симфонию храмовым колокольцам или попытаться замкнуть целое до "опуса"? Не размениваясь на последние вопросы, Дмитрий Лисс занял позицию скромного труженика. Играем что написано! Нарочитая простота оркестрового письма и в forte, и в piano есть палка о двух эстетических концах: если громко -- в аннотации напишут "брутально", а то и "силы зла"; если тихо -- возникнет утонченность безыскусности, тогда это будет "народность/духовность". Лисс добился от оркестра и надлежащих дуновений, и положенных обвалов, отчего аннотация оказалась правдивой. Симфония Канчели вообще отлично легла на Заслуженный коллектив. Только фрагменты особо хрупкой игры потеряли в зале Филармонии гипнотизм. Скрипят ветхими половицами, кашляют, шуршат буклетами (читают, значит, про что музыка). Форма Симфонии открытая, а вот зал требуется абсолютно герметичный. Гия Александрович Канчели весь обращен в прошлое. В паузах слушатель предоставлен самому себе, его приглашают к воспоминаниям посредством ностальгических мотивов. Пусть вспомнит -- что он еще слушал про жизнь и смерть? Как раз другую Шестую симфонию отчетного концерта. Исповедь Петра Ильича Чайковского обладает опасным свойством. Если маэстро недостаточно богат как личность, от гибельных симфонических страстей остаются репродукции, популярные картины. Только очутился по ту сторону душевного ценза -- новая забота: музыка приоткрывает черты дирижера, но в трагикомическом увеличении. Натуральное ню. Потому -- шапки долой, господа. Перед вами Дмитрий Лисс в полный рост. Он провел Патетическую (а по Лиссу, Сумеречную) симфонию с абсолютной властью над оркестром и аудиторией, властвовать нимало не тщась. Сквозь частное художественное помешательство к нам глухо говорила вечность. Тембры вечности: стоны контрабасов, оскал низких духовых, зубовный скрежет тромбонов, посвист флейты-пикколо, вой скрипок. Каждый аккорд был разодран тембровыми модуляциями. Он обращался в отдельный сюжет, сплетение микрособытий. Музыкальное время обрело такую плотность, какая во время автора музыке как искусству еще не была известна. У Лисса -- ухо опытного исполнителя современной музыки и чрезвычайно понятные оркестрантам руки, дотошность аналитика и запас вдохновения для концертного синтеза. В антракте, отслушав Канчели, я подошел к знакомому струннику за свидетельством о репетиционной работе Лисса. "Ужасно скучно! -- поведал он. -- Ковыряется в каждом такте, зануда. Но посмотрим, что сейчас будет." Как было -- смотри выше. Пламенный текстолог обрек публику мучительно медленным темпам. Только Скерцо торопливо задыхалось. Современники П.И. думали, что это "хорошая" музыка, апофеоз. Позднейшие музыковеды усмотрели там полную инфернальность и сезон в аду. Дмитрий Лисс, звезда первой величины, со всей мощью предъявил соседство Шестой симфонии и "Щелкунчика". Мыши входят в силу, отменяют положительный финал и жестоко берут реванш у прекраснодушной Мари.

Современные русские композиторы: Гия Канчели