Труд / Пятница 25 марта 2005

Итак, широко разрекламированная одними и заранее преданная анафеме другими премьера оперы Леонида Десятникова и Владимира Сорокина "Дети Розенталя" в Большом театре, о необходимости (вредности) которой так долго твердили различные общественные силы, состоялась. Накаленная атмосфера вокруг еще только рождающегося спектакля (замечу - на Новой, то есть экспериментальной, сцене театра) поставила авторов в невыгодное положение. От них ждали слишком многого: кто-то - громкого хамства, кто-то - возможно, художественных потрясений. И, как часто бывает в подобных случаях, ожидания сильно превысили результат. Не вышло ни того ни другого.

Ну то, что в либретто нет порнографии, признали даже скептически настроенные депутаты Государственной Думы, посетившие накануне генеральную репетицию. Думаю, Сорокин в каком-то смысле высек сам себя, вызвав у большинства читающей русской публики, воспитанной на высокой нравственной ноте отечественной литературы, стойкую реакцию отторжения на свои предыдущие "фекально-эротические" романы, созданные им не то в порыве весьма странно выразившегося социального протеста, не то в банальном стремлении к скандальной славе. За эти прошлые "заслуги" Бог ему судья, но в нынешнем либретто нет практически ничего от малоаппетитной скабрезности традиционных сорокинских опусов. Напротив, много "высокого штиля", коим изъясняются герои, особенно в первом действии. Во втором, где сцена переносит нас на площадь трех вокзалов, есть моменты стилистического снижения - но если они коробят чьи-то уши, то надо поставить под сомнение, скажем, и некоторые простонародные сцены из "Бориса Годунова" ("Митюх, а Митюх, чего орем?")... Кстати, как, следуя логике иных зрителей-политиков, углядевших в "Детях Розенталя" элементы русофобии, следует отнестись к финалу того же "Бориса..."? Это ж каким пессимизмом дышит сцена с плачем Юродивого посреди "русского бунта, бессмысленного и беспощадного"...

Нет в "Розентале", кажется, и инкриминированного кем-то под горячую руку сатанизма. Да, ходят время от времени фигуры в черном - нечто вроде "ангелов смерти", вариант широко используемой в мировом искусстве символики конечности жизни, что само по себе никак не связано с образом сатаны. Если уж на то пошло, не больше ли "черноты" в хрестоматийном "Фаусте", где Мефистофель весь вечер разгуливает по подмосткам и поет свои куплеты?

Боюсь, в нынешнем (повторю, не лишенном серьезных причин) ажиотаже сказалось и то, что в судьбы искусства в силу ряда обстоятельств оказались вовлеченными люди, коим привычнее заниматься политикой или экономикой с их неизбежным спутником - пиаром, чем современным искусством.

Что бы сказали те же депутаты, доведись им посмотреть, скажем, идущую в наших театрах оперу Шнитке "Жизнь с идиотом" по рассказу Виктора Ерофеева, где герой - карикатура на Ленина - занимается на сцене весьма неаппетитными вещами? Но еще год назад, когда этот действительно шокирующий (притом, безусловно, талантливый) спектакль получил "Золотую маску", политики не проявили к нему никакого интереса. Возможно, не было такой нервозной обстановки вокруг театра, где он шел, - а нынче атмосфера вокруг Большого крайне накалена, каждый шаг его дирекции рассматривается через микроскоп: государство выделяет изрядную сумму на реконструкцию исторического здания, и кому достанутся заказы, волнует очень многих вне театральных стен...

Но вернемся к самому спектаклю. Зрелище (это не только мое мнение) получилось занятное. Прав Никита Михалков - здесь много от капустника. С другой стороны, кто сказал, что капустник - это плохо? Вспомним, сам этот жанр зародился в очень серьезном месте - Московском Художественном театре. Музыка в целом добротная и ясная по интонационному языку. Думаю, что и завсегдатаю мюзиклов будет чем потешить слух в этой, в общем-то, классической по формам партитуре, где есть складные арии, терцеты, квинтеты, хоры, аккуратно выученные певцами (редкое явление на премьере!), где отлично звучит оркестр, вышколенный дирижером-постановщиком Александром Ведерниковым. Где есть забавная стилизация "под Вагнера", "под Чайковского", "под Мусоргского"... А некоторые моменты по-настоящему эмоционально пронзительны - например, прощание Моцарта со своими умирающими братьями и возлюбленной, когда он остается один и растерянно вертит в руках флейту - символ своего волшебного дара, с которым авторы перенесли его в абсурдный мир современного российского капитализма ...

Претензия моя к сочинителям и постановщикам другая: все же у них вышел изящный пустячок. Интонация иронии главенствует над всем. Впрочем, иного нельзя ждать от постмодернистов, убежденных, что ничего принципиально нового создать в искусстве нельзя и остается лишь иронизировать над уже созданным великими предшественниками. К тому же постановка перегружена внешними деталями - по-видимому, символическими, но не всегда "читаемыми" (что, например, означает сценическая конструкция в виде не то гигантского телевизора, не то разреза человеческой утробы, мне не мог объяснить никто), изобретательными, но чрезмерными массовками, придуманными режиссером Эймунтасом Някрошюсом и его сыном - художником Мариусом Някрошюсом...

Мнения деятелей искусства разделились. Авторитетный критик Андрей Золотов, например, признался автору этих строк, что как явление театра его спектакль устроил, но слишком многого от композитора Десятникова, "принципиального стилизатора", он и не ждал. А известная скрипачка и дирижер Татьяна Гринденко вообще заявила, что ей "не о чем говорить, это позавчерашнее новаторство..."

В заключение добавлю, что представление прошло спокойно - видно, служба безопасности сработала профессионально. В то время как на площади перед Новой сценой Большого бузили противники "порнографа и калоеда Сорокина", а также противники этих противников, но к подобному москвичи за последнюю неделю уже привыкли.

Современные русские композиторы: Леонид Десятников