КоммерсантЪ / Четверг 22 июня 2000

Уникальный русскоязычный римейк протестантского опуса Баха "Страсти по Матфею" был сделан в необычайно короткий срок. Всего три месяца отделяло его организаторов (немецкий Гете-институт, агентство "Длинные руки"), автора-составителя (Петр Поспелов) и музыкального руководителя (Татьяна Гринденко) от разработки концепции до конечного результата. В проект включилось более трех десятков поэтов и композиторов разных возрастов и направлений -- от академических традиционалистов до концептуалистов, от православно-ориентированных до эстрадно-подкованных, от европейски-раскрученных до маргинально-экспериментирующих.

Собранные за пределами привычного цехового пространства далекие и даже противоположные друг другу художники -- такие, как Ольга Седакова и Вячеслав Курицын, Вячеслав Гайворонский и Юрий Ханонъ, Алексей Парин и Геннадий Айги, Александр Вустин и Дмитрий Пригов, Ираида Юсупова и Псой Короленко -- впервые получили возможность испытать нечто вроде духовного единения и зарядиться искренностью коллективного поклонения Баху. Формой проекта послужила оригинальная структура "Страстей по Матфею" -- исполинского четырехчасового сочинения, составленного Бахом из речитативов, хоралов, арий и инструментально-хоровых эпизодов. Тридцать два номера баховских "Страстей" авторы-участники превратили в абсолютно новое русскоязычное произведение. Каждый получил заказ на сочинение небольшой порции-фрагмента. До последнего момента никто не знал с чем/кем рядом его кусок будет стоять. Единственным условием было не покидать границ своего эпизода.

Поэтов это поставило в ужасное положение. Трое обязательно упоминали петуха, пропевшего в эпизоде у четвертого, пятеро -- тридцать серебренников, хотя по сюжету Иуда еще никого не предал. В коллективном русскоязычном варианте Евангелие, ужатое ХХ веком до стихотворного эталона Рильке и Пастернака, очень неохотно возвращалось в исходный крупный формат. Композиторов мучило совсем другое. Сочиняя речитативы, Гайворонский очень сокрушался, что первый и последний хор дали не ему: "я бы арочку сделал". А некоторые промежуточные номера слишком явно рассчитывали на бурные продолжительные аплодисменты.

Первое исполнение русских "Страстей" сопровождали неприятные накладки. Катастрофический лимит репетиций, по сути, превратил премьеру в "генералку". Публику разочаровывали робкие голоса, невнятные хоры и вылетавшие от перенапряжения пробки. К счастью, утреннее повторение было гораздо удачней. Не моргнув глазом, настоятель Англиканской церкви поприветствовал публику. Покой дневного бдения по-домашнему сопровождали хоралы -- каждый на своем месте. На мотив "Елочки" зал пел: "Но все, что здесь размолото / В небесный порошок, / Взойдет и станет молодо, / Когда захочет Бог" (текст Марии Степановой). А на "Славное море священный Байкал": "Как нам поверить, / Что Он это Он? / Что подошли Заповедные сроки? / Чтобы проверить, давайте распнем. / Так ведь писали пророки" (Катя Поспелова--Михаил Шульман).

Евангелист Сергея Старостина, жестко контролируя сюжет, красиво отклонялся в народную интонацию: "И-и-и повесился Иуда!... взял да и повесился" (последнее -- на ушко ближайшему артисту). Его все время поддерживали феллиниевская труба и аккордеон (находка Вячеслава Гайворонского). Лавируя между умными стилизациями Сергея Загния и тривиальным эрзац-Бахом Алексея Шульгина, повествование зависало в математизированных антифонах Владимира Мартынова, ускорялось эстрадными выходами Ольги Леоновой, сжималось в волнующей нежности музыки ТПО "Композитор". Взвинченные видеооткровения лжесвидетелей (Пригов/Рубинштейн) сменял рациональный альянс фонограммы Алексея Айги под кадры "Нетерпимости" Гриффита. Несколько чужеродно выглядели танцевальные абстракции Татьяны Багановой и грубоватый номер московской группы "Повстанцы". Не к месту оказались плакатный видеофильм "Десять заповедей" и красный прожектор, вскидывавший тень грозного профиля Марка Пекарского на церковные своды. Еще более проблематичны те детали проекта, которые касаются партнерской неадекватности сочинителей одного номера -- например, Льва Рубинштейна с Борисом Филановским, варварски погубившим рубинштейновский текст.

Но в общем и целом баховский pazzl сложился. Довести проект до прокатного состояния -- теперь дело денег. Сто шестьдесят исполнителей требуют изрядной сметы не только для экспорта, но и для каждого повторного исполнения.

Современные русские композиторы: Алексей Айги, Иван Великанов, Александр Вустин, Вячеслав Гайворонский, Андрей Дойников, Сергей Загний, Павел Карманов, Алексей Ларин, Владимир Мартынов, Владимир Николаев, ТПО Композитор, Борис Филановский, Юрий Ханин, Дмитрий Чеглаков, Алексей Шульгин, Александр Щетинский, Ираида Юсупова