Ведомости / Вторник 21 сентября 2004

Участников концерта набралось несколько десятков — от Наталии Гутман и Марка Пекарского до студентов Консерватории. Этому удивляться не приходится: Любимов был и остается центром сразу многих музыкантских сообществ. Почти весь концерт Любимов сам провел на сцене, пересаживаясь от рояля за клавесин, от хаммерклавира за фортепиано, начиненное болтами и ластиками. Меняя стили и партнеров, он вписывался то в гармоничные, то в наспех отрепетированные ансамбли, но всегда оставался верен безукоризненной профессиональной форме и музыкантской харизме. Юбилейный вечер превратился в марафон — он длился целых три часа, что тоже неудивительно, иначе бы даже галопом не удалось пробежаться по важнейшим музыкальным путям, которые в разное время открывал юбиляр.

В 60-е гг., когда Любимов был еще вчерашним студентом Консерватории, он стремился продолжать дело своего великого учителя Марии Юдиной — дырявил и буравил информационный занавес, открывая для себя и сверстников музыку XX в. В пользу этого этапа в программе свидетельствовала часть из симфонии (в переложении для салонного ансамбля) Густава Малера — композитора, тогда еще ходившего в крамольных модернистах.

От зрелого модернизма, открытого Любимовым чуть позже, представительствовали Чарлз Айвз и Игорь Стравинский: в Трех четырехручных пьесах последнего Любимов отдал несущую роль молодому коллеге Юрию Мартынову, а сам с озорством сыграл простенькую партию, за которую Стравинский некогда сажал Сергея Дягилева.

С середины 60-х Любимов активно играл музыку современников-авангардистов. Правда, в концерте не было ни Волконского, ни Денисова, ни Уствольской — отчасти этот этап был представлен ранней композицией Джона Кейджа Amores для препарированного под ударный инструмент рояля с участием бригады настоящих ударников и группы танцоров из пластического театра ZERO.

В 70-е гг. Любимов от авангарда резко отошел. Взамен состоялось новое открытие романтизма, в котором, впрочем, тоже слышался XX век: упоительным номером юбилейной программы стал посмертный Ноктюрн знакового любимовского композитора Шуберта, сыгранный на молоточковом фортепиано вместе с Александром Тростянским и Наталией Гутман (оба они, молодой скрипач и легендарная виолончелистка, в свою очередь, символизировали разные поколения сподвижников Любимова).

Вместе с метафизикой новообретенного романтизма обрела права современная метамузыка — поставангард, родившийся в эпоху конца музыкального языка. Пожалуй, конец 70-х был самой серьезной вехой на пути Любимова, а знаками поставангарда в концерте стали намеренно наивные пьесы из Сюиты № 3 Георгия Пелециса и велеречивый, полный застывших красот и эзотерических шифров “Рассказ о странствии” Александра Рабиновича (исполненного в сопровождении слегка неуместный видеоарта). Очевидно, не было возможности включить в концерт ни одну из многометражных композиций главного отечественного посткомпозитора Владимира Мартынова, но и он в программе отметился, неожиданно вторгнувшись в ход концерта музыкальным поздравлением от себя, поэта Льва Рубинштейна и ансамбля “Опус Пост”, заставившего юбиляра плясать под концептуалистские частушки.

Попасть в репертуар Любимова для любого композитора значит приобщиться к избранным. Такие избранные есть в каждом поколении, в том числе и молодом. Алексей Любимов и флейтист Олег Худяков сыграли вещицу “Семь минут до Рождества” Павла Карманова — приятно звучащий опус в стиле ambient. Но были и новые опусы патриархов-нонконформистов. Из Киева пришло поздравление от Валентина Сильвестрова. Киевский небожитель адресовал его одновременно Любимову и Моцарту — в короткой пьесе, филигранно исполненной юбиляром, композитор то стилизует Моцарта, то сворачивает с пути и с вниманием оглядывает тупики, в которые невольно попадает. Из Петербурга пришло поздравление от Александра Кнайфеля. Поздравителю, возможно, не хватило времени развить свою шутливо-инфантильную задумку в полноценный концептуальный опус, но идея выглядела обаятельно: Любимов изображал героя Маршака с улицы Бассейной, для чего ему не потребовалось сильно перевоплощаться — только дислоцироваться между двумя роялями (точка, соответствующая станции Бологое, где возомнил себя “рассеянный”) и, приняв два инструмента за один, поиграть левой рукой на верхах, а правой рукой на басах — все наоборот.

А с платформы говорят, что старинные композиторы обязаны Любимову не меньше нынешних. Это так: Любимов один из первых стал коллекционировать клавесины и вводить в практику аутентичное исполнительство. На юбилейном концерте звучали коллекционные инструменты, хотя звучали на них не оригиналы, а транскрипции самого Любимова. Сонаты Доменико Скарлатти в переложении для клавесина, гамбы, флейты и ударных, правда, озадачили взаимоуничтожением тембров, но доказали, что на текущем этапе старинная музыка для Любимова совсем не музей, а область эксперимента.

Оглядываясь на биографию артиста, приходится признать, что страна не особенно обласкала Любимова — нередко он оказывался не понят. Но все же в свои 60 лет он народный артист, профессор и декан. О первом звании в концерте, пожалуй, не свидетельствовало ничего: никаких официальных поздравителей на горизонте не возникло. О втором и третьем напоминало многое, особенно финал концерта, где Любимов дирижировал оркестром ведомого им факультета исторического и современного исполнительства, а четыре его юные ученицы разделили между собой пассажи “Большого хроматического галопа” Листа, давшего название всей программе. Здесь явилось шутливое лицо (вернее, затылок) Любимова, но в концерте однажды проглянуло и печальное. Любимов сыграл с ансамблем “Орфарион” Адажио из 23-го Концерта Моцарта просветленным звуком челесты, напомнив о жертвах, чья участь коснулась не только его самого, женатого на осетинке, но всех и каждого.

Современные русские композиторы: Павел Карманов, Александр Кнайфель, Владимир Мартынов, Георгий Пелецис, Александр Рабинович, Валентин Сильвестров